Думаю, вы со мной согласитесь, что хозяин гостю не покажет те уголки своего дома, которые расскажут о простой, каждодневной жизни. По крайней мере, не сразу. Сначала он станет показывать красивую мебель, сделанный ремонт, выставлять на стол вкусную еду, и всячески продолжать жизнь мифа, что здесь, в этом месте – «земля обетованная». И только потом, когда он поймет, что гостю можно довериться, что гостю хозяин интересен не только, как «держатель рая», но и как человек со своими проблемами, грустью и маленькими радостями, он раскроет всю свою непарадную суть.

Так и город. Все потаенные местечки, все хитрые закоулки, которые рассказывают о «непарадной» жизни, он всегда оставляет напоследок. И награда достается терпеливому и  любопытному.

Давайте и мы пройдемся с вами теми переулками, которые спрятаны от глаз скучающего туриста, но с радостью принимают истинного «градомана».

Вот Веревочный пролом. Когда-то узкий, со скученными постройками проулок с множеством тесных проходов. Здесь были  склады Оловянишниковых, торговля бакалейным товаром, продавали рогожу, мешковину, готовые мешки, канаты и веревки. Так что название очень точно отражает  суть того, чем дышало и жило это место. Сейчас это Революционный проезд.

Вообще, «внутренности» бывшего Гостиного двора по структуре своей очень интересны. Все кварталы, застроенные этими торговыми помещениями, когда-то  пронизывались насквозь дублерами парадных улиц Казанской (сейчас Первомайской). Екатерининской (сейчас Андропова), Б. Рождественской (сейчас Нахимсона), и Углической (сейчас Кирова). Эти дублирующие улицы назывались «проломами». Целый мир, со своими фишками, собственным укладом внутри торгового центра города. Феномен ярославских проломов удивлял многих. Ведь нигде в таком количестве не найти их даже в старинных русских городах Поволжья, таких, как Кострома или Нижний Новгород. Зачем нужны были «дублеры» парадных улиц внутри торговых кварталов? По- моему, ответ очевиден. Чтобы разгрузить центральные дороги и «спрятать» весь неспокойный мир в глубине гостиных дворов.

Веревочный пролом когда-то насквозь прорезал весь квартал, и его следы можно увидеть с тыльной стороны бывшей гостиницы «Царь-град».

Здесь же, в Веревочном проломе, обитает удивительный памятник, репутация которого заставляет улыбнуться. Его все ищут, но никто не может найти. Да-да! Это наш знаменитый Афоня, работа скульптора А. Коршунова. Фильм Г. Данелия Афоня снимался именно  здесь, в Ярославле. Съемки происходили и на исторических улицах, и в современных районах. На тихой улочке создан своеобразный  уголок, который каждому ярославцу и гостю города сразу напомнит о съемочных событиях многолетней давности. Идею памятника подсказали сами ярославцы, которые решили, что сантехник Борщов очень близок по духу к  ярославскому характеру. А я напомню, что «ярославский купец карася продаст за порося»…

Но вернемся к проломам…Система проломов была не только продольной, но и  поперечно- дуговой. И из этой когорты частично сохранился Сретенский пролом. Он насквозь пронизывал корпуса Гостиного двора от ул. Нахимсона до ул. Кирова. Но, увы… Время всегда вносит свои коррективы. Торговые помещения перестраивались, проломы перемещались, искривлялись, вообще уничтожались, так что сегодня от него остался только маленький фрагмент, выходящий на Депутатскую улицу.

Уцелела еще одна арка, ведущая внутрь Гостиного двора со стороны бывш.Казанской, ныне Первомайской. Какое колоритное, информативное  и вкусное название – Масляный пролом! Кстати, такая молочная тема вспоминается в Костроме, на их знаменитой Молочной улице.

А вот ярославский дворик, который отметился грустными событиями. Это двор гостиницы Бристоль. Здесь, в 1918 году, во время белогвардейского восстания,  был расстрелян председатель ярославского губисполкома Семен Нахимсон. Об этом очень ярко и образно пишет Алексей Толстой в «Хождении по мукам». Если взять в руки книгу, зайти с ней во двор и начать читать, то можно перенестись в то печальное  время, когда брат шел на брата, а сын против отца.

Толстой пользовался воспоминаниями очевидцев, поэтому здесь тот редкий случай, когда художественный роман может служить документальным источником.. «Мы приехали к вечеру, а на рассвете я проснулась от выстрелов… Кинулась к окну… Оно выходило на двор, напротив – кирпичная стена гаража, мусорная куча и несколько собак, лающих на ворота… Затем начался колокольный звон по городу, звонили во всех церквах. На нашем дворе раскрылись ворота, и вошла группа офицеров, на них уже были погоны. У всех лица возбужденные, все они размахивали оружием. Они вели тучного бритого человека в сером пиджаке. На нем не было ни шапки, ни воротничка, жилет не застегнут. Лицо его было красное и гневное. Они ударяли его в спину, у него моталась голова, и он страшно сердился. Двое остались его держать около гаража, остальные отошли и совещались. Он сорвал с себя пиджак, скрутил его и бросил в стоящих перед ним офицеров, – прямо в лицо одному, – весь побагровел, ругая их. Тряс кулаками и стоял в расстегнутом жилете, огромный и бешеный. Тогда они выстрелили в него. Он весь содрогнулся, вытянув перед собой руки, шагнул и повалился. В него еще некоторое время стреляли, в упавшего. Это был комиссар-большевик Нахимсон..» Печальные строки, но из истории слов не выкинешь.

Недалеко от набережной, в хитром дворике Народного переулка, скрыт от многих глаз удивительный храм Николы Надеина. Прихожанином этого храма был Федор Григорьевич Волков, основатель русского национального театра, один из самых важных персонажей ярославской истории. По духовному завещанию своего отчима Полушкина Федор Григорьевич сделал эскизы для иконостаса этого храма. Верхняя часть иконостаса напоминает театральный занавес, а один из персонажей Тайной вечери в нижней части – вылитый Федор Григорьевич, портрет с которого написан художником Лосенко А. П..  Скажите, это ли не маленькая сенсация, которая поражает и отправляет мыслями к итальянцам?

Ярославлю есть чем удивить и тех, кто приезжает в первый раз, и тех, кто возвращается. И вновь, и вновь хочется бродить по его старым улицам и переулкам, дышать воздухом провинции, будить в себе генетическую память о том, что есть “другая жизнь и берег дальний”…